Россию и Иран ожидает экономическая «битва за Багдад» https://topwar.ru/226357-rossiju-i-iran-ozhidaet-jekonomicheskaja-bitva-za-bagdad.html
В августе очередной раз было объявлено, что Россия, вернее ЕАЭС, и Иран смогут в скором времени подписать постоянное соглашение о свободной торговле. Пока между нами действует временный договор от 2018 года с ограниченным перечнем товарной номенклатуры. Судя по сообщениям с иранской стороны, новое соглашение должно охватить свыше 80 % нынешнего и перспективного товарооборота.
Данный договор готовится уже почти два года и о близком окончании его подготовки объявлялось неоднократно, но даже в условиях СВО, когда разворот на юг и на восток уже не является декларативным, соглашение все равно проходит сложную межстрановую согласительную процедуру.
То, что нам в работе с Ираном надо снимать административные, финансовые и таможенные барьеры, в общем-то, было понятно и до февраля 2022 года. Это было понятно еще даже до событий 2014 года, но все эти годы работать на этом направлении было довольно затруднительно.
С точки зрения непосредственного участника можно сказать, что долгое время работа с Ираном представляла собой по своему увлекательный, но чрезвычайно затратный и тяжелый процесс, где не в последнюю очередь играл фактор различной бизнес-культуры. В итоге бизнес обычно предпочитал все-таки Турцию и работу с аравийцами, в силу их интегрированности в понятную систему контрактования, логистики и платежей.
Но с 2018 года лед на этом направлении стал трогаться, хотя множество барьеров сохранялось – этот рынок продолжал оставаться уделом либо отдельных региональных групп игроков, либо поставок, связанных с госсектором. Февраль 2022 года заставил многие аспекты пересмотреть, и за последний год администрирование на этом направлении пробежало дистанцию как за десять лет, но пока финализировать подготовку соглашения о свободной торговле не удалось.
Часть российских экспертов, особенно тех, кто с большим оптимизмом смотрит на перспективы создания некоей рублевой валютной зоны, пытаются описывать модель, где чуть ли не Турция, Иран и еще ряд стран «дальнего круга» войдут в эту самую рублевую зону и в том числе в Евразийский союз.
Что сказать, оптимизм – это похвальное состояние души, тем не менее интеграционные процессы именно с Ираном сегодня для России являются уже не возможностью, а абсолютной необходимостью.
Причем уже совершенно не важно, в рамках ЕАЭС будут идти эти процессы или нет. К примеру, Турция де-факто уже интегрирована в европейскую торгово-промышленную сферу, а с лета нынешнего года можно сказать, что полностью к ней пристыкована, но при этом ни Брюссель, ни Анкара не видят практической необходимости в прямом вхождении Турции собственно в состав ЕС. Речь идет об особой двусторонней форме интеграции, вокруг которой ведутся дискуссии, зачастую довольно острые.
Иран все эти годы не скрывал, что Россия является для него наиболее удобным и крупным рынком сбыта промышленных и сельскохозяйственных товаров. Тегеран в вопросах интеграции всегда «играл первым номером», буквально продавливая свою торговую логистику на наши рынки, в том числе через сильное сопротивление наших лоббистов от других направлений. Примеров тут можно приводить много.
Наша промышленная политика настолько специфична, что нет никакого сомнения – если убрать из анализа зерновые и различного рода «своповые» поставки сырья, то не только сейчас, но и через несколько лет мы увидим, что товарооборот между нашими странами формируется за счет преимущественно импорта из Ирана, а часть торговой инфраструктуры так или иначе контролируется иранцами.
В прошлом году автор выпустил материал «Как широко раскинет крылья иранский Симург», где раскрывались некоторые причины того, почему во взаимной торговле Иран будет иметь потенциальный, а главное – устойчивый, профицит. В обычной ситуации увеличивать глубину интеграции в таких условиях требуется очень осторожно, но у нас ситуация далека от обыденности.
И далека она не только по причине противостояния с Украиной, СВО и связанными с этим санкциями – изменилась сама геополитическая модель, в рамках которой вынуждены действовать игроки ближнего и дальнего круга относительно России, Китая и Ирана.
Конечно, эти изменения не произошли за день или месяц – за прошедший год на ВО об этих процессах написано уже немало. У каждого крупного игрока, что у нас, что у Китая или США, усилия прикладываются сразу по нескольким векторам, но когда меняются существенные обстоятельства, то происходит сосредоточение, отказ (добровольный или вынужденный) от излишнего или противоположного вектора.
Ровно это и произошло с концепцией внешней политики США и Великобритании за последний год. В прошлом материале раскрывались три шага, которые являются своеобразными маркерами того, что теперь у них имеются и концепция с новыми принципами, и новые проекты, на этих принципах построенные, и синергия усилий, оформленная в договорах.
Сейчас у внешней политики США три принципиальных проблемы: первая – китайская, вторая – российская, третья – иранская. И, судя по теоретическим выкладкам профильных институтов и спикеров в Вашингтоне, а также конкретным практическим шагам, под каждую из них подбираются свои ключи.
Китайский стоимостной кластер, который сегодня в основе находится в Юго-Восточной Азии, исходя из принципов, озвученных Дж. Салливаном и Э. Блинкеном, планируется раздергать через систему индивидуальных партнерств, подперев эту деятельность созданием индийско-аравийской индустриальной зоны (т. н. «Третий полюс»).
В процессе формирования этой зоны станут очерчиваться границы уже иранского влияния на Ближнем Востоке, и главной задачей тут США даже не скрывают, что видят по возможности полную санацию системы восполнения и циркуляции долларовых потоков. Они пересматривают (уже который раз) подходы по взаимодействию с Ираком, через который Иран эту долларовую массу получает и через который распространяет военное, политическое и экономическое влияние в регионе.
При этом США определенно намерены достигнуть прогресса в ядерной сделке, о чем, кстати, говорит история с «выкупом» заложников. Штаты разблокировали на днях 6 млрд долларов иранских активов, но было бы наивно полагать, что 6 млрд долларов – это именно выкуп.
Выглядит это, и правда, как колоссально высокая плата за двух американских граждан, хотя медийно это можно подать тоже довольно хорошо: «наши граждане не имеют цены» и т. п. Но в реальности речь идет именно о торге в рамках возобновления СВПД и ситуации с Ливаном, где США настойчиво пытаются ограничить влияние Хизбаллы на те самые долларовые потоки. Иран же пока не намерен сам вить себе финансовую удавку, но давление со стороны США кнутом и пряником растет.
Судя по последнему августовскому форуму, который проводился Вашингтонским институтом с привлечением ближневосточных экспертов, а также представителей торговых министерств Ирака и США, Штаты решили перестать барахтаться в паутине иракского политикума между тремя основными игроками, половину из которых представляют аффилированные с Ираном силы, и предложить полноценный возврат американских компаний в Ирак. Этого не проводилось с 2008–2009 гг.
Т. е. США хотят совместно с аравийскими фондами дать для Багдада инвестиционный долгосрочный пакет соглашений, ввести в регион заново американский бизнес, а в политике опереться на новую ситуацию, когда курдские, суннитские и независимые представители составляют если не большинство, то очень приличную силу. Тегеран пока ответил тем, что решил реанимировать железнодорожное сообщение до Басры, далее от Басры до Багдада. В планах и восстановление старой, и новая дорога на запад к Сирии.
Однако идея США по-своему здрава – в случае ее реализации в полном объеме Иран может оказаться в торговом симбиозе разве что с курдской Сулеманией, где у него были и будут всегда сильные позиции. Тем более что транспортные проекты Ираку сегодня США предлагает через аравийцев.
С учетом того, что основной водосток Ирака – реки Тигр и Евфрат – де-факто контролируется Турцией, у США (в том числе и через Великобританию) может найтись много дополнительных аргументов. Ситуация с водостоком там откровенно не шуточная, если археологические раскопки ведутся уже на некоторых участках обмелевшего Мосульского водохранилища, а эти исторические реки сегодня во многих местах уже можно фактически переходить вброд. Археологи довольны, но все остальное население эту радость разделяет с трудом.
Сильно ограничить сбыт иранской нефти США не могут, больше полагаясь на фактор пира-давления, но с другой стороны средства, которые приходят от нефтяных поставок, идут в госсектор, общественную инфраструктуру, на военные расходы, а региональные базары во многом наполняются именно иракской и ливанской долларовой массой.
Те протесты, на которые обычно делают ставку некоторые проектные структуры в США (вроде одиозного NED), обычно не работают, но вот давление на межрегиональную торговлю на уровне базаров будет иметь самый существенный вес.
Если курдский фактор в лице различных левых ячеек и Рабочей партии носит беспокоящий характер, который держит службы Тегерана «в тонусе», то давление на базары – это действительно серьезный вызов. А США именно что твердо намерены лишить ликвидности связанные с иранской торговлей рынки. В Ливане и Сирии это уже ощущается.
В этой ситуации для Ирана рынки России и ЕАЭС важны буквально как воздух. Если политика текущей Администрации США сохранится, то именно они для Тегерана станут вопросом выживания.
Тем более что Великобритания и США будут давить на Иран еще и с Закавказья. Рассчитывать, как многие обозреватели в России, что «придет Трамп и все поправит» для Тегерана было бы верхом наивности. Трамп и России попробует устроить «все хорошее», как минимум (если не закончится украинская эпопея) открыв для Киева вообще всю номенклатуру вооружений, а для Ирана устроит и подавно.
Возвращаясь к первым абзацам, следует снова сказать, что в обычной ситуации для России эти ирано-иракские проблемы были бы вопросом торга и выстраивания балансов во внешней торговле.
Если разобраться, то ограничения, которые на себя налагает Евросоюз в плане работы с Ираном, Россией и Китаем (не без доброй помощи и доброго совета из-за океана), ведут к тому, что на определенное время рынками сбыта станут Центральная Азия и Ближний Восток. А на Ближнем Востоке центром этого большого базара с точки зрения распределения потоков с севера и с востока является как раз Ирак.
Поэтому совершенно логично выглядит то, что США, с одной стороны, будут пробовать опереться на С5 – «центральноазиатскую пятерку» (Туркмения, Казахстан, Узбекистан, Таджикистан и Киргизия), чтобы не дать Китаю полноценно реализовать свои программные установки, озвученные в Сиане, а с другой стороны, логично их давление по всем торговым направлениям на иранскую торговлю на Ближнем Востоке. Это звенья одной цепи.
В таком положении вряд ли следует тормозить или даже просто спокойно администрировать процесс иранской интеграции с Россией/ЕАЭС – их надо ускорять на всех бюрократических уровнях, усиливать через политические форумы, встречи и соглашения.
Такая интеграция просто не даст США возможности шатать умы политиков и бизнеса в С5. Т. е. пристыковка Ирана означает цементацию самого ЕАЭС и фиксацию С5 в китайском макроэкономическом кластере. Даже при всех потенциальных перекосах торгового баланса для нас сегодня это меньшие издержки, чем реализация американской концепции.
Ирану предстоит в ближайшем будущем своего рода «битва за Багдад», и нет ничего более правильного, если он в нее вступит в рамках общей стратегии с Китаем и Россией.
По сути дела этой континентальной тройке понадобится сформировать общую экономическую программу для Ирака и даже шире – северо-западного торгового маршрута от Ирана к Сирии и Ливану. И не только сформировать, но и иметь возможность постоянно поддерживать ликвидность низовой торговли, нивелируя ограничения США.
Вплоть до ввода там отдельных платежных систем, на которых, кстати, можно опробовать много интересных схем, с учетом того, что эти системы там традиционно завязаны на своего рода депозитарии с золотым оборотом.
Для России характерна крайне высокая инерция и бюрократии, и политического планирования. У нас до сих пор рассматривают МТК «Север – Юг» в направлении Индии как нечто фантастически выгодное в плане долгосрочной стратегии.
До сих пор активно обсуждают, где пройдет новый Шелковый путь в Европу – в обход России или через Россию. А между тем коридор в Индию – это уже вопрос чистой политики «на поговорить», а его реальный маршрут должен идти по направлению на Багдад и Латакию. Евразийский же Шелковый путь по сути теперь будет воротами по наполнению не европейских, а именно региональных рынков. И уж совсем странно продолжать рассчитывать на маршруты через Россию в Европу.
Идея «битвы за Багдад» может стать реальной практической платформой по стыковке интересов Ирана, Китая и России в условиях обновленной внешнеполитической концепции США. Главное, что платформой результативной, а не декларативной. Китай после саммитов БРИКС и G-20 находится в состоянии сосредоточенности, и для него было бы большим подспорьем, если бы Иран и Россия вступили в экономическую борьбу с идеями США на Ближнем Востоке.
То, что нам в работе с Ираном надо снимать административные, финансовые и таможенные барьеры, в общем-то, было понятно и до февраля 2022 года. Это было понятно еще даже до событий 2014 года, но все эти годы работать на этом направлении было довольно затруднительно.
С точки зрения непосредственного участника можно сказать, что долгое время работа с Ираном представляла собой по своему увлекательный, но чрезвычайно затратный и тяжелый процесс, где не в последнюю очередь играл фактор различной бизнес-культуры. В итоге бизнес обычно предпочитал все-таки Турцию и работу с аравийцами, в силу их интегрированности в понятную систему контрактования, логистики и платежей.
Но с 2018 года лед на этом направлении стал трогаться, хотя множество барьеров сохранялось – этот рынок продолжал оставаться уделом либо отдельных региональных групп игроков, либо поставок, связанных с госсектором. Февраль 2022 года заставил многие аспекты пересмотреть, и за последний год администрирование на этом направлении пробежало дистанцию как за десять лет, но пока финализировать подготовку соглашения о свободной торговле не удалось.
Часть российских экспертов, особенно тех, кто с большим оптимизмом смотрит на перспективы создания некоей рублевой валютной зоны, пытаются описывать модель, где чуть ли не Турция, Иран и еще ряд стран «дальнего круга» войдут в эту самую рублевую зону и в том числе в Евразийский союз.
Что сказать, оптимизм – это похвальное состояние души, тем не менее интеграционные процессы именно с Ираном сегодня для России являются уже не возможностью, а абсолютной необходимостью.
Причем уже совершенно не важно, в рамках ЕАЭС будут идти эти процессы или нет. К примеру, Турция де-факто уже интегрирована в европейскую торгово-промышленную сферу, а с лета нынешнего года можно сказать, что полностью к ней пристыкована, но при этом ни Брюссель, ни Анкара не видят практической необходимости в прямом вхождении Турции собственно в состав ЕС. Речь идет об особой двусторонней форме интеграции, вокруг которой ведутся дискуссии, зачастую довольно острые.
Иран все эти годы не скрывал, что Россия является для него наиболее удобным и крупным рынком сбыта промышленных и сельскохозяйственных товаров. Тегеран в вопросах интеграции всегда «играл первым номером», буквально продавливая свою торговую логистику на наши рынки, в том числе через сильное сопротивление наших лоббистов от других направлений. Примеров тут можно приводить много.
Наша промышленная политика настолько специфична, что нет никакого сомнения – если убрать из анализа зерновые и различного рода «своповые» поставки сырья, то не только сейчас, но и через несколько лет мы увидим, что товарооборот между нашими странами формируется за счет преимущественно импорта из Ирана, а часть торговой инфраструктуры так или иначе контролируется иранцами.
В прошлом году автор выпустил материал «Как широко раскинет крылья иранский Симург», где раскрывались некоторые причины того, почему во взаимной торговле Иран будет иметь потенциальный, а главное – устойчивый, профицит. В обычной ситуации увеличивать глубину интеграции в таких условиях требуется очень осторожно, но у нас ситуация далека от обыденности.
И далека она не только по причине противостояния с Украиной, СВО и связанными с этим санкциями – изменилась сама геополитическая модель, в рамках которой вынуждены действовать игроки ближнего и дальнего круга относительно России, Китая и Ирана.
Конечно, эти изменения не произошли за день или месяц – за прошедший год на ВО об этих процессах написано уже немало. У каждого крупного игрока, что у нас, что у Китая или США, усилия прикладываются сразу по нескольким векторам, но когда меняются существенные обстоятельства, то происходит сосредоточение, отказ (добровольный или вынужденный) от излишнего или противоположного вектора.
Ровно это и произошло с концепцией внешней политики США и Великобритании за последний год. В прошлом материале раскрывались три шага, которые являются своеобразными маркерами того, что теперь у них имеются и концепция с новыми принципами, и новые проекты, на этих принципах построенные, и синергия усилий, оформленная в договорах.
Три проблемы внешней политики США
Сейчас у внешней политики США три принципиальных проблемы: первая – китайская, вторая – российская, третья – иранская. И, судя по теоретическим выкладкам профильных институтов и спикеров в Вашингтоне, а также конкретным практическим шагам, под каждую из них подбираются свои ключи.
Китайский стоимостной кластер, который сегодня в основе находится в Юго-Восточной Азии, исходя из принципов, озвученных Дж. Салливаном и Э. Блинкеном, планируется раздергать через систему индивидуальных партнерств, подперев эту деятельность созданием индийско-аравийской индустриальной зоны (т. н. «Третий полюс»).
В процессе формирования этой зоны станут очерчиваться границы уже иранского влияния на Ближнем Востоке, и главной задачей тут США даже не скрывают, что видят по возможности полную санацию системы восполнения и циркуляции долларовых потоков. Они пересматривают (уже который раз) подходы по взаимодействию с Ираком, через который Иран эту долларовую массу получает и через который распространяет военное, политическое и экономическое влияние в регионе.
При этом США определенно намерены достигнуть прогресса в ядерной сделке, о чем, кстати, говорит история с «выкупом» заложников. Штаты разблокировали на днях 6 млрд долларов иранских активов, но было бы наивно полагать, что 6 млрд долларов – это именно выкуп.
Выглядит это, и правда, как колоссально высокая плата за двух американских граждан, хотя медийно это можно подать тоже довольно хорошо: «наши граждане не имеют цены» и т. п. Но в реальности речь идет именно о торге в рамках возобновления СВПД и ситуации с Ливаном, где США настойчиво пытаются ограничить влияние Хизбаллы на те самые долларовые потоки. Иран же пока не намерен сам вить себе финансовую удавку, но давление со стороны США кнутом и пряником растет.
Судя по последнему августовскому форуму, который проводился Вашингтонским институтом с привлечением ближневосточных экспертов, а также представителей торговых министерств Ирака и США, Штаты решили перестать барахтаться в паутине иракского политикума между тремя основными игроками, половину из которых представляют аффилированные с Ираном силы, и предложить полноценный возврат американских компаний в Ирак. Этого не проводилось с 2008–2009 гг.
Т. е. США хотят совместно с аравийскими фондами дать для Багдада инвестиционный долгосрочный пакет соглашений, ввести в регион заново американский бизнес, а в политике опереться на новую ситуацию, когда курдские, суннитские и независимые представители составляют если не большинство, то очень приличную силу. Тегеран пока ответил тем, что решил реанимировать железнодорожное сообщение до Басры, далее от Басры до Багдада. В планах и восстановление старой, и новая дорога на запад к Сирии.
Однако идея США по-своему здрава – в случае ее реализации в полном объеме Иран может оказаться в торговом симбиозе разве что с курдской Сулеманией, где у него были и будут всегда сильные позиции. Тем более что транспортные проекты Ираку сегодня США предлагает через аравийцев.
С учетом того, что основной водосток Ирака – реки Тигр и Евфрат – де-факто контролируется Турцией, у США (в том числе и через Великобританию) может найтись много дополнительных аргументов. Ситуация с водостоком там откровенно не шуточная, если археологические раскопки ведутся уже на некоторых участках обмелевшего Мосульского водохранилища, а эти исторические реки сегодня во многих местах уже можно фактически переходить вброд. Археологи довольны, но все остальное население эту радость разделяет с трудом.
Сильно ограничить сбыт иранской нефти США не могут, больше полагаясь на фактор пира-давления, но с другой стороны средства, которые приходят от нефтяных поставок, идут в госсектор, общественную инфраструктуру, на военные расходы, а региональные базары во многом наполняются именно иракской и ливанской долларовой массой.
Те протесты, на которые обычно делают ставку некоторые проектные структуры в США (вроде одиозного NED), обычно не работают, но вот давление на межрегиональную торговлю на уровне базаров будет иметь самый существенный вес.
Если курдский фактор в лице различных левых ячеек и Рабочей партии носит беспокоящий характер, который держит службы Тегерана «в тонусе», то давление на базары – это действительно серьезный вызов. А США именно что твердо намерены лишить ликвидности связанные с иранской торговлей рынки. В Ливане и Сирии это уже ощущается.
В этой ситуации для Ирана рынки России и ЕАЭС важны буквально как воздух. Если политика текущей Администрации США сохранится, то именно они для Тегерана станут вопросом выживания.
Тем более что Великобритания и США будут давить на Иран еще и с Закавказья. Рассчитывать, как многие обозреватели в России, что «придет Трамп и все поправит» для Тегерана было бы верхом наивности. Трамп и России попробует устроить «все хорошее», как минимум (если не закончится украинская эпопея) открыв для Киева вообще всю номенклатуру вооружений, а для Ирана устроит и подавно.
Возвращаясь к первым абзацам, следует снова сказать, что в обычной ситуации для России эти ирано-иракские проблемы были бы вопросом торга и выстраивания балансов во внешней торговле.
Ситуация гораздо сложнее
Если разобраться, то ограничения, которые на себя налагает Евросоюз в плане работы с Ираном, Россией и Китаем (не без доброй помощи и доброго совета из-за океана), ведут к тому, что на определенное время рынками сбыта станут Центральная Азия и Ближний Восток. А на Ближнем Востоке центром этого большого базара с точки зрения распределения потоков с севера и с востока является как раз Ирак.
Поэтому совершенно логично выглядит то, что США, с одной стороны, будут пробовать опереться на С5 – «центральноазиатскую пятерку» (Туркмения, Казахстан, Узбекистан, Таджикистан и Киргизия), чтобы не дать Китаю полноценно реализовать свои программные установки, озвученные в Сиане, а с другой стороны, логично их давление по всем торговым направлениям на иранскую торговлю на Ближнем Востоке. Это звенья одной цепи.
В таком положении вряд ли следует тормозить или даже просто спокойно администрировать процесс иранской интеграции с Россией/ЕАЭС – их надо ускорять на всех бюрократических уровнях, усиливать через политические форумы, встречи и соглашения.
Такая интеграция просто не даст США возможности шатать умы политиков и бизнеса в С5. Т. е. пристыковка Ирана означает цементацию самого ЕАЭС и фиксацию С5 в китайском макроэкономическом кластере. Даже при всех потенциальных перекосах торгового баланса для нас сегодня это меньшие издержки, чем реализация американской концепции.
Ирану предстоит в ближайшем будущем своего рода «битва за Багдад», и нет ничего более правильного, если он в нее вступит в рамках общей стратегии с Китаем и Россией.
По сути дела этой континентальной тройке понадобится сформировать общую экономическую программу для Ирака и даже шире – северо-западного торгового маршрута от Ирана к Сирии и Ливану. И не только сформировать, но и иметь возможность постоянно поддерживать ликвидность низовой торговли, нивелируя ограничения США.
Вплоть до ввода там отдельных платежных систем, на которых, кстати, можно опробовать много интересных схем, с учетом того, что эти системы там традиционно завязаны на своего рода депозитарии с золотым оборотом.
Для России характерна крайне высокая инерция и бюрократии, и политического планирования. У нас до сих пор рассматривают МТК «Север – Юг» в направлении Индии как нечто фантастически выгодное в плане долгосрочной стратегии.
До сих пор активно обсуждают, где пройдет новый Шелковый путь в Европу – в обход России или через Россию. А между тем коридор в Индию – это уже вопрос чистой политики «на поговорить», а его реальный маршрут должен идти по направлению на Багдад и Латакию. Евразийский же Шелковый путь по сути теперь будет воротами по наполнению не европейских, а именно региональных рынков. И уж совсем странно продолжать рассчитывать на маршруты через Россию в Европу.
Идея «битвы за Багдад» может стать реальной практической платформой по стыковке интересов Ирана, Китая и России в условиях обновленной внешнеполитической концепции США. Главное, что платформой результативной, а не декларативной. Китай после саммитов БРИКС и G-20 находится в состоянии сосредоточенности, и для него было бы большим подспорьем, если бы Иран и Россия вступили в экономическую борьбу с идеями США на Ближнем Востоке.
- Автор:
- Михаил Николаевский